О философии и философе (часть 2)

Среди природы этот первозданный покой мне в душу снизошел и мудрость ясная явилась.
Покой в моей душе не чувство человека не у дел, ушедшего от жизни и ее трудов, а лишь конец смятению чувств и сохранность всех сил для новых делдля жизни мужественной и правдивой. Настало время, пришла пора для мудрости и для труда. Пришла пора для подведения итогов. Пусть это время будет для меня порой не прозябания и не отдохновения, а напряжением всех сил для завершения трудов. Пришла пора собрать все помыслы, все силы воедино и бросить их на завершение и оправдание жизни. Жить кое-как и как-нибудь я не могу и уходить из этой жизни с чем попало я не хочу. Для человека - в отношении самого себя реально существует не смерть, а завершение жизни. Суть в том, что после вовеки веков ничего уже не исправишь и не наверстаешь: - жизнь - ответственность! Жить с таким пониманием жизни и смерти - значит жить в вечности, воспринимать своих друзей в аспекте вечности. Завершение жизни...

После этих двух трактатов, которые я должен завершить - и о мышлении, и об общих проблемах гносеологии, надо -это главное - надо как можно скорее, чтобы это главное не осталось невыполненным и без спешки, чтобы она была зрелой - написать, непременно написать книгу не ученую, простую, человечную, для всякого понятную, всем близкую и доступную - книгу моего сердца - о человеке, о жизни, о человеческих отношениях, книгу о человеческом счастье, книгу - это еще несравненно важнее - о больших внутренних движениях.  Настоящий человек это - преобразователь жизни, мыслитель и музыкант - не одно или другое, не прежде всего одно, а затем другое или третье, а все это вместе - одно в другом. Настоящий мыслитель по большей части человек одной державно мысли.

Слушал Кармен, наслаждался всеми фибрами души страстной музыкой Бизэ и думал, страстно думал.
Да, пусть живет она, - буйная, своевольная, беспощадная, лишь бы подлинная, настоящая, разящая хотя бы и мое собственное сердце -сильное и щедрое оно и любит не себя, а красоту и очарование жизни. Она одна и та же сила жизни, сила страсти подлинной, ни с чем не сравнимая в любовном чувстве, Кармен и в таком же страстном, неопровержимом порыве моей мысли. Нет в жизни ничего прекраснее и прекрасно по-настоящему только одно то, что в неудержимом порыве жизнь несет в себе неизгладимую печать этой подлинности. Передо мной отчетливо встала в последнее время мысль о приближающемся конце. Результат один - жизнь наполнилась большой и прекрасной, затаенной патетикой. Две есть в жизни прекрасные поры, когда человек больше всего человек - первый взлет ранней молодости и пора завершения с ее скрытой патетикой.

Формы зла все изменяются, а зло все остается, способы калечения людей меняются, а само оно остается. Каждое поколение, борясь против несправедливости своего времени, верит, что следующее поколение будет жить в обетованной земле, а на самом деле на долю каждого следующего поколения падают свои несправедливости - и если они и бывают менее крупными, то зато они оказываются более утонченными. Нужно их выкорчевывать на корню. Двум настоящим людям, которые были для меня неизменным источником мужества и силы в трудные минуты жизни - Спинозе и Бетховену -хотел бы, если бы посмел, посвятить я эту книгу. Она родилась в трудное время как плод мужества и силы, источником которой был их пример.

Человек - "эхо и зеркало Вселенной". Но Вселенная - это не только вещи, не только тела, хотя бы и астрономические, Вселенная - это не только звездное небо надо мной, но и люди вокруг меня: я - эхо и зеркало человечества! В непрерывном взаимодействии с другими людьми, в котором протекает вся моя жизнь, формируется их и мое сознание. Мое сознание - форма их существования, как их сознание - форма моего существования. Любовь в глубине своих глубин душевной есть потребность совсем фундаментально существовать для других, перейти в другую форму своего существования, почувствовать, как другой человек стал формой нашего существования. Вот когда опять через все навязанное мне прихотливым и суетным ходом жизни, прорвался и вышел я снова на родные просторы философской мысли. И это счастье, что этот завершающий, конечный период моей жизни вернул меня снова полностью к горячим, страстным думам моей юности.

Уходя из жизни, я должен расстаться с миром по-хорошему - я должен что-то хорошее оставить людям на прощанье. Смерть всегда значительна. Это нечто бесповоротное. Тут ничего не изменить, ни поправить. Это что-то окончательное, это совсем всерьез. Для людей обычно смерть свидетельствует о бренности жизни: мне она говорит прежде всего о ее значительности.. С жизнью связаны все возможности человека, все порывы, стремление достижения. С окончанием жизни все кончается. Когда ее нет - ничего не остается. Жизнь также значительна и бесповоротна как и смерть. Она тоже - именно совсем всерьез. Раз прожитая - она уж больше не повторится. Какая это была картина. В центре покойник с лицом одутловатым, восковым - таким, как будто его никогда не касалась жизнь. Вокруг -столько безобразной старости - отжившей плоти, созревшей для смерти, для гниения. В ней не увидишь отблеска жизни, духа, чувству, даже, горю сквозь эти тучные тела едва пробиться. Среди всей этой мертвечины - эта девушка, девочка, почти ребенок. Какая сила, неподдельность страдания, горя, чувства! Ее слезы, ее быть может и не долговечное горе вызвали во мне больше жалости, чем угасшая жизнь того, кого она оплакивала. Хотелось подойти, погладить эту опущенную головку, поцеловать маленький кулачок, которым она вытирала льющиеся из глаз слезы. Надо не мертвецов оплакивать, а беречь от горя, охранять, лелеять нежные ростки новой жизни.

Я хотел бы умереть, благословляя жизнь. Мне 66 лет. Пора бы, пора уже кажется проникнуться сочувствием к старости, проникнуться ее заботами и интересами, а я все еще весь обращен к молодости и ее горести все еще трогают меня больше, чем старческие немощи. Как непостижима много неиссякаемых жизненных сил в человеческой, в моей душе! Трепетное, страстное, неугомонное сердце мое - ты все еще опять и опять зажигаешься, трепещешь и бьешься. Никогда, видно, не знать тебе безразличия, благоразумия, равнодушия, холодного спокойствия. Ты и мертвечина несовместимы - или ты, или она. Пока живешь -... значит надо гореть, трепетать, мечтать, зажигаться и страдать.

Долг мой ясен. Промедление невозможно. Нерадивость была бы преступлением. Для завершения жизни прежде чем ее закончить и уйти я еще должен создать три книги. Мой первый труд уже близится к концу. Сегодня я даю обет священный: всю сердца кровь, все пламя жизни, всю силу духа моего отдать для завершения и третьей книги - завершающей, любимой, о правде, и добре, об этике, о человеке. В ней смысл и оправдание моей жизни. За год, который близится к своему концу, я создал книгу, которая быть может, в какой-то мере, оправдает мою жизнь как человека науки. За этот год я утерял надежду, появившуюся в его начале на то, что в жизнь мою войдет вместо любви способная облегчить мой путь сердечная дружба.
Мужество, но не холодное, стоическое, защищающее себя от жизни, а исполненное силы и порыва, утверждение жизни и великодушия - оно отныне сердцевина моей души. Всему, что есть в жизни мужественного и великодушного хотел бы я посвятить свой труд. Оно пусть отныне возрастает и ширится в моей душе.

18 апреля 1958г. Слишком долгая по моим силам после болезни прогулка, медленным шагом в раздумьи, во время которой пришла мысль об этой книге. Вечером - музыка - потрясающий концерт Ван Клиберна.

В жизни моей было немало трудностей и спадов, но в целом она вся шла по восходящей.
Люди, которые достигают своих вершин в более ранние годы, могут затем на протяжении всей своей последующей жизни пользоваться плодами достигнутого: в этом их большое преимущество.
Те, жизнь которых идет по восходящей, так что вершина их достижений на протяжении большей части жизни еще где-то впереди, перед ними, лишены этого преимущества. Их жизнь менее выигрышна, но в ней есть зато что-то возвышающее, несравненное чувство постоянного восхождения.

Познание мира как открытие истины, борьба - иногда героическая -за нее /приобщение к миру/ с одной стороны, и овладение им на благо человека - с другой, восприятие прекрасного, красоты в природе, создание ее в искусстве, мужество в борьбе с природой, преодоление опасностей - все это, не относясь непосредственно к этическому /признаком которого является отношение человека к человеку, к людям/ создает, составляет та душевное богатство, питает ту душевную силу человека, которая составляет необходимую предпосылку, основу, внутреннее условие этического отношения человека к человеку. Хорош к другим, добр только богатый и сильный человек, поскольку ему есть, что дать другим - весь вопрос, в чем это душевное богатство и душевная сила.

О профиле или рельефе настоящего человека: не всякий значительный человек при всем своем богатстве имеет определенный профиль и рельеф. Он по преимуществу сосредоточен на чем-то одном, во всяком случае - немногом. Но свой профиль он может выявить не через эту сосредоточенность на одном, а через соотношение того, чем он занят, увлечен, на что он завязан, с тем, чем он еще может быть, с тем, к чему его отношение скрыто, не ясно для него самого. Профиль человека проступает через совокупность его отношений к жизни как их ансамбль, как их композиция, как их выраженность, согласованность.

Свобода ж право сомнения, необходимость проверки, индивидуального разума и индивидуальной совести. С другой стороны - вечные истины . Наедине с самим собой" - проблема самоусовершенствования - критический анализ того, как на протяжении жизни решалась эта проблема. С чем человек приходит в этот мир, что он созидает в нем и что оставляет, уходя? Ответы на эти вопросы, по существу, определяют координаты человеческой жизни. Однако они не охватывают своими определениями того, что претерпевает в этой жизни человек, что он преодолевает и что побеждает. Отсюда - координаты возможностей и реальных деяний человека должны быть помещены в другое измерение - целого мира, в котором человек ищет ж находит /или не находит/ свое место, в котором он испытывает воздействия ж страдание, в котором ом одно теряет, а другое приобретает взамен! Последнее и составляет собственно содержание и смысл человеческой жизни.

Чем больше развито в человеке творческое начало, тем меньше он принимает то место, в которое его забросила жизнь, тем меньше он принимает как данность самого себя, тем больше он испытывает стремлений найти свое место в мире, соизмеримое своей особенности. Возможна ли свобода в нашем обществе - обществе абсолютного тоталитаризма, обществе социального принуждения ж уничтожения всякого достоинства человека? Эта проблема имеет несколько сторон - первая и, вероятно, самая очевидная и трагическая - это физический террор, физическое уничтожение человека, т.е. внешнее, доведенное до абсолюта, принуждение. Вторая - это несвобода и принуждение, которое идет по линии внутреннего. Это самый сложный аспект несвободы - фактически люди добровольно становятся несвободными, лишают себя свободы индивидуального выбора, ответственности, риска. Это конформизм и добровольное угодничество. Оно само идет навстречу принуждению, придавая ему добровольный характер. Наконец, люди, лицемерно действующие в условиях несвободы. На первый взгляд они и есть те, кто действует угоднически. Но лицемерие это одновременно и ложь, неправда. Действуя в соответствии с требованиями режима, они на самом деле не признают этих требований, т.е. их сознание я действие раздваиваются. А люди, казалось бы - свободные внутренне, честные, не согласные с внешним принуждением, но в таком случае они должны либо вступить в борьбу с режимом, либо скрывать свою внутреннюю свободу.

читать записки сначала